Женева на Женевском озере. Озеро удивительно, берега живописны, но сама Женева - верх скуки. Это древний протестантский город, а впрочем, пьяниц бездна. Я сюда попал прямо на Конгресс Мира, на который приезжал и Гарибальди. Гарибальди скоро уехал, но что эти господа, - которых я в первый раз видел не в книгах, а наяву, - социалисты и революционеры, врали с трибуны перед 5000 слушателей, то невыразимо! Никакое описание не передаст этого. Комичность, слабость, бестолковщина, несогласие, противуречие себе - это вообразить нельзя! И эта-то дрянь волнует несчастный люд работников! Это грустно. Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру. Большие государства уничтожить и поделать маленькие; все капиталы прочь, чтоб всё было общее по приказу, и проч. Всё это без малейшего доказательства, всё это заучено еще 20 лет назад наизусть, да так и осталось. И главное, огонь (1) и меч - и после того как всё истребится, то тогда, по их мнению, и будет мир. Но довольно. Отвечать Вам буду, милый друг мой, непременно и без задержек.
Напишите об сестрицах. Особый поклон Юленьке. Что Витя? Всех и братьев и сестер за меня и за жену перецелуйте. Анна Григорьевна напишет Вам скоро. Обнимаю Вас и жму Вам руку. Поклон Елене Павловне.
Вас очень любящий
Федор Достоевский.
Suisse, Genиve, poste restante. А M-r Dostoiewsky.
(1) было: огнем
Женева 21 октября - 9 окт./67
Я Вам, дорогой друг, на Ваше письмо отвечал (в нем благодарил за присылку 125 p.). Последнее же Ваше письмо от 20 сент<ября> получил и прочел с чрезвычайною радостию. Как ни развито Ваше сердце, а это Вам трудно представить во всей силе: Вы все-таки у себя и окружены всем тем, чем и прежде. Ну, а мы с женой до того на необитаемом острове, что вот такое, например, письмо, как это последнее Ваше, производит впечатление колоссальное, на несколько дней. Если мы, с Аней, не сошли еще с ума от скуки, то как ни хвались своими природами, а все-таки в перспективе помешаться можно. Всё одни да одни и ничего больше! Правда, можно бы сделать так, что если мы одни, так чтоб кругом нас было не одно, заменить разнообразием окружающего. Но на переезд, н<а>прим<ер>, на зимовку в Париж, как я думал сперва, теперь, кажется, надеяться нечего. Хоть мы живем и очень скромно (в месяц ровно 300 франков, так что 100 р., то есть 340 франк<ов>, стало бы и в Париже (наверно)), но все-таки, чтоб переселяться, нужны деньги, а денег у нас долго не будет. Но есть и вторая причина: Анне Григорьевне только 4 месяца сроку, и потому если ехать, то сейчас еще можно, но месяц спустя, я думаю, уже нельзя, хоть и по хорошей железной дороге. Париж довольно далеко. Да вот еще газеты с каждым № сулят непременную войну. Чтоб не разгорелось. Правда, большие центры как Париж тогда вещь хорошая, да ведь не совсем. Я почему говорю: Париж? Не для здоровья, о здоровье уж и говорить нечего, но для удобства уж конечно Париж недурен и, кроме того, все-таки может доставить для Анны Григорьевны многочисленные и разнообразные развлечения, несмотря на то, что денег нет: там одного Лувра на месяц хватит. При безденежье Париж очень хорош. Эту парадоксальную фразу заметьте, потому что она совершенная истина; ведь тут всё зависит от взгляда на вещи. Нужда, конечно, нехорошо; но без нужды можно жить и без больших денег; большие деньги в Париже нужны преимущественно холостому. Что же касается до меня лично, то мне месяцев на 5 еще всё равно хоть бы и не двигаться никуда, потому что еще месяцев 5, не меньше, рассчитываю работать. Но несмотря на это: всё равно Женева пакость, и я в ней действительно обманулся. Припадки у меня здесь почти каждую неделю; начинается, кроме того, какое-то скверное сердцебиение. Это ужас, а не город! Это Кайенна. Ветры и вихри по целым дням, а в обыкновенные дни самые внезапные перемены погоды, раза по три, по четыре в продолжение дня. Это геморроидалисту-то и эпилептику! И как здесь грустно, как здесь мрачно. И какие здесь самодовольные хвастунишки! Ведь это черта особенной глупости быть так всем довольным. Все здесь гадко, гнило, всё здесь дорого. Всё здесь пьяно! Стольких буянов и крикливых пьяниц даже в Лондоне нет. И всё у них, каждая тумба своя - изящна и величественна. - Где Rue такая-то?
- Voyez, monsieur, vous irez tout droit et quand vous passerez prиs de cette majestueuse et йlйgante fontaine en bronze, vous prendrez etc. Этот majestueuse et йlйgante fontaine - самая чахлая, дурного вкуса, дрянь rococo, но он уж не может не похвалиться, если вы даже только дорогу спрашиваете. Разбили дряннейший палисадник, из нескольких кустиков (ни одного дерева), совершенно вроде 2-х московских палисадников, в Москве, на Садовой, если б их соединить вместе, и фотографируют и продают: "Английский сад в Женеве". Но черт с этими мерзавцами! И, однако ж, всего 2 1/2 часа езды, на том же Женевском озере, Vevey, где, говорят, зимой очень здорово и даже приятно. Про Montreux, Chillon и проч. я знаю и бывал там несколько раз. Это и красиво и здорово и вихрей и частых перемен нету. Тут-то бы и поселиться мне писать, а Анне Григорьевне укрепляться в здоровье. Но вот беда: Montreux и проч. дорого и представляет одни пансионы. А в пансионе нам нехорошо, в положении Анны Григорьевны. Остается Vevey. Мне говорили про него, и именно теперь и время бы переселиться. Но - денег нет. В Женеве у нас хоть и одна комната, да своя, у двух добрых старух; там в Веве надо наживать и квартиру и людей и все-таки на это надо истратить и время и деньги. Кто знает, может быть, как-нибудь и переселимся. Всё зависит теперь не от меня. Что будет - то будет.
Про работу мою Вам не пишу ничего, да еще и нечего. Одно: надо сильно, очень сильно работать. А между тем припадки добивают окончательно, и после каждого я сутки по 4 с рассудком не могу собраться. А как было хорошо вначале, в Германии! Это Женева проклятая. Что с нами будет? - не понимаю! А меж тем роман единственное спасение. Сквернее всего, что это должен быть очень хороший роман. Не иначе; это sine qua non. А как он будет хорош при совершенно забитых болезнию способностях! Воображение-то у меня еще есть, и даже недурно: это я на днях, на романе же, испытал. Нервы тоже есть. Но памяти нет. Одним словом, бросаюсь в роман на ура! - весь с головой, всё разом на карту, что будет то будет! Ну довольно.